«Грант» вызывает Москву - Страница 9

Глава 4

Шрагин проснулся, как по будильнику, без семи минут шесть. Раздернул на окнах шторы и замер. Ему показалось, что он уже видел, и не однажды, и этот сад и это по-южному дремотное утро, когда солнце уже осторожно скользит по верхушкам деревьев, а на земле еще лежат синие пятна теней — следы, оставленные ночью. Шрагин грустно улыбнулся, это же Ольгины слова — «следы, оставленные ночью». И он уже знал, что сейчас за окном совсем не тот сад, который привиделся ему в первое мгновение. Тот сад — в Ялте, был он перед окнами дома отдыха, в котором Шрагин в прошлом году проводил свой медовый месяц с Ольгой. Они любили в такой вот ранний час сидеть на подоконнике, раскрыв в сад окно, смотреть, как рождается день, и разговаривать шепотом. Однажды Ольга показала на пятна теней под деревьями и таинственным шепотом сказала: «Смотри, это следы, которые оставила ночь. Ты же ловец шпионов, ты только так и должен все видеть…» Черт побери, какой это был радостный месяц! Наверное, за всю свою жизнь они не посмеются столько, как за тот май. Как невообразимо далеко все это!..

Шрагин осторожно открыл окно, и в комнату вместе с прохладным, пряно пахнущим воздухом ворвался отдаленный грохот, похожий на гром. Воспоминания отброшены, его мысли устремлены вперед, в начинающийся новый день, полный неизвестного. Шрагин стал быстро одеваться.

Прежде всего — на завод.

Смертный приговор, о котором говорил директор, еще не был приведен в исполнение. Возле стапелей сидели солдаты, некоторые из них, сняв рубахи, подставили солнцу спины. «Исполнители приговора», — подумал Шрагин. Тысячи людей годами, как трудолюбивые муравьи, строили завод, потом на этом заводе строили красивые, могучие корабли. И вот пришли саперы, и они, тоже люди, где-то что-то строившие, заложили взрывчатку и теперь, греясь на солнышке, ждут приказа, чтобы в одно мгновенье превратить завод в груду развалин. Но иначе поступить нельзя: подарить врагу такой завод означало бы подарить ему свою силу, которая тут же станет смертью тысяч и тысяч наших людей. Невероятная логика войны.

Директор завода стоял у входа в заводоуправление с тем самым капитаном инженерных войск. Когда Шрагин подошел к ним, директор только мгновенье недоуменно смотрел на него, а затем спросил:

— Ну, что хорошего скажешь нам?

— Ничего.

— А хотелось бы, — вздохнул директор. — Ночью я задремал на диване в горкоме и вдруг вижу — входит генерал и говорит «Все в порядке, директор, прогнали мы Гитлера, давай запускай завод…» Очнулся, а передо мной стоит он… — директор кивнул на капитана. — Стоит и спрашивает: «Где полковник Стеблев?»

Капитан согнулся, подтянул брезентовые голенища сапог и сказал, будто извиняясь:

— Служба такая.

— Зверская у тебя служба, капитан, — убежденно сказал директор, точно не понимая всей бессмысленности своих слов, и обратился к Шрагину: — В общем чуда не будет, и ты, честно говоря, больше мне не нужен. Ты без семьи? Ну и хорошо. Иди к мосту и подсаживайся к кому придется. Не думай, не думай, действуй. Сегодня попутный транспорт еще будет, — Он протянул Шрагину руку. — Действуй!

Шрагин зашел в дирекцию и позвонил в управление НКВД подполковнику Гамарину.

— У меня к вам просьба, — умышленно не здороваясь, сказал он. — Сегодня днем, как условлено, я встречаюсь со своими товарищами, но до этого мне хотелось бы с кем-нибудь из них поговорить.

— Как раз у меня сейчас Григоренко, — сказал Гамарин. — Куда ему подъехать?

— Я прошу его через двадцать минут быть на углу Советской и Херсонской.

— Ясно. Больше вам ничего не нужно? — спросил Гамарин.

— Нет. Спасибо.

Когда Шрагин подходил к условленному месту, он еще издали узнал Григоренко, хотя никогда до этого его не видел. На перекрестке стоял, поглядывая во все стороны, франтовато одетый молодой человек. На нем был новый габардиновый плащ стального цвета, серая шляпа и ярко-желтые туфли. Шрагин нарочно не условился о приметах и теперь, замедлив шаг, с любопытством наблюдал за парнем. Проходя мимо него, Шрагин встретился с ним глазами, не подав никакого знака. Но когда, сделав несколько шагов, оглянулся, он увидел, что парень его нагоняет.

— Нет ли у вас спички, товарищ? Извините, конечно…

— Я не курю, — ответил Шрагин. И подумал: интересно, как поведет он себя дальше?

Лицо у парня приняло лукавое выражение, и он сказал:

— А я, кажется, вас знаю. Вас случайно не зовут Игорем Николаевичем?

— Нет.

— Смотри, обознался! — сокрушенно произнес парень. — Извините…

— Вы Григоренко? — спросил Шрагин.

— Да!

— Идите за мной.

Вскоре они уже сидели вдвоем в укромном уголке, недалеко от дома, где жил Шрагин.

Шрагин молчал, бесцеремонно разглядывая парня, который вдруг засмущался и сердито швырнул наземь только что закуренную папиросу:

— Не могу к куреву привыкнуть, хоть убей.

Парню было года двадцать четыре, не больше. Лицо у него какое-то странное: вроде и красивое, а чем-то и неприятное, как будто и простецкое, а вместе с тем хитроватое. Светло-серые его глаза смотрели прямо, даже нагловато, а то вдруг начинали бегать, прятаться. Его широкая грудь распирала шелковую полосатую рубашку, повязанную ярко-желтым, как туфли, галстуком. Пока Шрагин знал о нем только одно: воспитанник спецшколы НКВД.

— Как вас зовут?

— Миша… Михаил, — поспешно ответил парень.

— Полностью, пожалуйста.

— Григоренко Михаил Филиппович, — четко ответил парень, и Шрагин заметил, что он хотел, как положено военному, встать, но не встал.